— Я — князь! Не тебе судить, смерд!
— Но мне решать: жить тебе или нет! Ты князь, а я в своем праве поступить с тобой как с татем!
— Ну так решай! Ишь разговорился…
— Глупец!
— Что-о?! Да ты…
— Да, я! Я с тобой как с властителем разговариваю, как с тем, кто знает цену желаниям человека, имеющего право приказывать! А ты… как мальчишка, за шалостью застигнутый! О чем с тобой говорить?
Всеволоду, что называется, «кровь бросилась в лицо», да и не просто в лицо — в голову! Он, злобно ощерившись, выкинул в сторону Михаила здоровую руку со скрюченными наподобие когтей пальцами, чуть приподнялся на носилках и тут же со стоном откинулся назад. Михаил не пошевелился, ничего не стал говорить, лишь молча смотрел, как князь утирает рукой выступивший на лбу пот.
«Угу, хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается».
— Попался бы ты мне… — прошипел сквозь зубы Всеволод.
— Да, хорошо было бы, — согласился Михаил. — Думаешь, ты первый до моей шкуры добраться возмечтал? Или, по-твоему, сотниками просто так становятся? Валялся бы ты сейчас с самострельным болтом в брюхе или меж ребер… И мне бы ни возни с тобой, ни заботы, как твою семью выручить, не было бы! Лекаря позвать?
— Все знаешь… колдун, чтоб тебя…
— Я спрашиваю: лекаря позвать?
— Не надо. Говори: чего хочешь?
Красноту на лице Всеволода быстро сменила бледность, и Михаил решил не рисковать.
— Старшина!
— Здесь, господин сотник!
— Илью сюда! Быстро!
— Слушаюсь, господин сотник!
Пока Илья хлопотал над раненым князем, Михаил прогуливался поблизости туда-сюда, заложив руки за спину.
«Что же, сэр, первый этап, будем считать, прошел удачно. Однако, сказать по правде, ничего особо сложного там и не было — подтвердить, показать Всеволоду наглядно его беспомощность и вашу полную власть над ним легко. Даже с некоторым перебором вышло. Изобразить из себя „ну очень необычного мальчика“, тоже, надо понимать, получилось. Будем работать дальше».
— Кхе, кхе… Михайла…
— Как он там, Илья?
— Да ничего страшного. Рану не разбередил… я даже и повязку менять не стал. Слабый он, по нужде и то сам сходить не может, а тут разгорячился с тобой, я так понимаю. Да?
— Ну было. Даже приподняться пытался.
— Вот, значит, и поплохело ему. Голова там закружилась, сердчишко заколотилось… Так, в общем, и должно быть.
— Но дальше-то с ним разговаривать можно?
— Почему ж нельзя? То есть лучше бы, конечно, повременить, но если очень надо… Только уж… как-нибудь так, чтобы не скакал больше. Мало ли… слабый он еще.
— Ладно. Спасибо, ступай.
— Э-э… ты это самое…
— Что?
— Да так… если что, я рядом тут. Зови, значит.
— Добро. Позову.
Всеволод лежал, прикрыв глаза, бледность с лица почти ушла, но здоровым он, конечно, не выглядел, да и странно было бы — еще недавно мог ведь и вообще умереть. На рубахе расплылось небольшое мокрое пятно. Странно, уж Илья-то раненых поить умеет, наверное закашлялся князь — «не в то горло попало». Когда под Михаилом заскрипело седло, князь быстро зыркнул в его сторону и снова смежил веки.
«Ага! Типа: „мели, Емеля, твоя неделя“, а я тебя видал в гробу, в ритуальной обуви и с задумчивым лицом. Ну-ну, ваша светлость…»
— Кхе! М-да-а… Желания, значит… Они же всякими бывают: простыми, понятными, достижимыми или наоборот — по-всякому случается. Ты не смущайся, княже, со всеми бедами, что на тебя свалились, убить меня — желание простое и понятное. То есть ты и раньше меня убить желал, только не знал об этом. Когда ты ляхов к нашим землям вел, ты ж и мне смерть нес… вместе с остальными, хоть и не ведал о моем существовании. А теперь возжелал собственноручно, так сказать…
Губы Всеволода шевельнулись, но он сдержался.
— И это за то, что я тебе жизни и здоровья пожелал, — продолжил Михаил, — и исполнил… М-да… А все почему? Да потому, что желание твое не княжье, не воля повелителя, а порыв простого человека. И кто же из нас после этого ближе к смерду? Я или ты?
Чего стоило Всеволоду по-прежнему лежать молча и с закрытыми глазами, было видно по тому, как дернулись пальцы его здоровой руки.
— Поддайся я простым желаниям, разорял бы сейчас окрестности Городно, как ляхи мое Погорынье разоряли. Веси бы жег, полон набирал, молодух да девок… Сам знаешь, чего рассказывать? И остановить меня было бы некому — дружина-то твоя с ляхами под ручку где-то гуляет. И тебя связанного, в простой телеге к княжьему терему в Турове привез бы, чтобы, значит, ты на себе ощутил. А князь Вячеслав на тебя бы глянул…
Всеволод отчетливо скрипнул зубами.
— И греха бы в том не было! — повысил голос Михаил. — Ибо сказано в Писании: «Око за око, зуб за зуб»! Не нарушил бы я соразмерности воздаяния! Однако сижу вот рядом с тобой да пытаюсь объяснить, что властитель, коему десятки и сотни людей повинуются, в желаниях своих, даже самых простых и справедливых, не волен. Я! Тебе! КНЯЗЮ! РЮРИКОВИЧУ!! Это как понимать? Я-то, дурак, на науку надеялся — ждал узреть пример того, как рожденный повелевать ниспосланные Господом испытания превозмогает! А что увидел? Простеца отчаявшегося? Бешенство бессильное? Так то я зреть мог и у холопов не единожды! Ты за что под рубахой хватался? Не за оберег ли языческий?
— Замолчи!.. Ты не смеешь!.. — Всеволода все-таки проняло.
— Смею, ибо прав! Перед Господом все равны, но с властителей у Него спрос особый! — Михаил твердо взглянул в бешеные глаза собеседника и подчеркнуто спокойно добавил: — И не дергайся, лекарь к тебе не набегается.